Китайская архитектураСовременный и древний Китай — словно две навеки разделенные, но неразделимые стороны одной монетки с выбитым на ней полустертым иероглифом “Равновесие”. “Не ждите от Китая великих изобретений, — говорил недавно на всемирном симпозиуме телекоммуникационных компаний известный исследователь профессор Кембриджа Джон Чан. — В традиции моего народа — не открывать новое, но придерживаться догмы, не придумывать, но повторять, не исследовать, но затверживать до автоматизма. В наших школах наибольших похвал удостаиваются не самые любознательные и изобретательные дети, но те кто проявляет отменное послушание и желание следовать наставлениям старших, не стремясь при этом к лидерству, к тому, чтобы выделиться. Впрочем, в способности к копированию люди Востока не знают себе равных”. Таков основной закон здешней цивилизации. Поэтому новое здесь приживается легко. Старое отмирает медленно и неохотно. В результате получается заповедник, где невозможные соединения культур и эпох существуют в сумбурном, но не лишенном, однако, определенной логики симбиозе. Красный Дракон — символ мужской мощи — распластался в лакированных завитках деревянной резьбы в нескольких десятках метров от химического комбината, где вышеуказанная мужская мощь за пару месяцев работы “на ура” ликвидируется испарениями ядохимикатов. Во дворе древнего даосского монастыря растут священные деревья, обиталища всякой полезной, но небезопасной нечисти, требующей регулярного укрощения. По соседству более поздний буддистский храм благоухает пряными курениями. Будда и Лао Цзы одинаково чтимы китайцами. Официальные источники гласят, что в Китае господствует материалистический атеизм, однако бронзовый животик статуи бога Богатства в древнем святилище лоснится от тысяч рук, ежедневно ласкающих его (известно, что для скорейшего достижения достатка надо положить руку на пупок этого толстого бога). Так же отполировано человеческими ладонями изображения бога Плодовитости — смеющегося старца в окружении дюжины голопузых ребятишек, беззаботно кувыркающихся по нему. Хотя в отношении деторождения политика властей настолько строга, что семья, отважившаяся на второго ребенка, автоматически теряет все социальные блага — от медицинской страховки до права на жилье. Потому что Китай перенаселен. Гигантских небоскребов, громоздящихся рукотворными ущельями над Пекином и Шанхаем, не хватает для того, чтобы вместить в себя то огромное людское море, которое, звеня спицами велосипедов, ежевечерне заполняет шумные улицы. Великая Китайская стена присыпана тонкой пылью — на ней сотни отпечатков рифленых подошв туристских сандалий. Глубоко под камнями стены — останки многих ее строителей. На возведение этого памятника имперской власти в свое время сгоняли крестьян со всех концов страны. Жены и невесты, месяцами добиравшиеся до этих мест, чтобы хоть краем глаза увидеть мужей и женихов, долго бродили потом между россыпей скелетов, пытаясь угадать своего возлюбленного, прижимая к груди узелки со скудными домашними гостинцами. И никто не смел открыто роптать, ибо воля императора — воля божества и подчинение властям — первейшая добродетель китайца. Император жил в Запретном городе. Под кипарисовыми кровлями на высоких столбах — длинные галереи, соединяющие дворцы, сады, флигеля, службы, Палата Летящих Ароматов, Дворец Щедрых Наград, ворота Спокойной Радости. В павильонах-теремах, окружающих личные покои властителя, жили тысячи дворцовых наложниц, многие из которых никогда не удостаивались чести предстать перед государем, но проживали свой век в тоскливой неге и праздном унынии. Некоторых из своих наложниц господин даже никогда не успевал увидеть. Их портреты рисовал на шелке художник, составляя нечто вроде каталога красавиц: щечки-персики, глаза-тыквенные семечки, взгляд-осенняя волна, черные волосы блестят, сколотые шпильками в виде фениксов, на шпильках — мелодичные подвески-колокольчики... Красавицы подкупали художника, чтобы он изобразил их покрасивее, ведь во власти живописца было нарисовать их совершеннейшими уродами, разбив тем самым последние надежды на счастье... Здесь обитали сказочные феи Китая, знаменитые красавицы древности. Разрывающая Шелк, которая развлекалась в гаремной тиши, слушая, как служанки разрывают с тихим треском полосы драгоценного шелка. Порхающая Ласточка Фэйянь, чья фигурка была настолько легка, что, когда она танцевала в саду на золотом блюде, император приказывал привязывать ее за пояс ленточкой, чтобы ветер не унес Фэйянь. Здесь обитала и Ян Гуйфэй — виновница гибели танской империи. Император был влюблен в красавицу из рода Янов, а влюбленный император, как известно, — плохой властитель. Плоды личжи, экспортируемые Китаем во все страны мира, являются символом Ян Гуйфэй — она очень любила эти плоды, но только те, которые росли в далекой южной провинции. Поэтому император приказал создать специальную курьерскую службу — ежедневно сотни всадников занимали свои места на дороге, ведущей к столице, и в эстафетном порядке передавали по цепочке маленькую корзиночку со свежими личжи к завтраку прекрасной наложницы. Сегодня многие китайцы далеки от уважения и сочувствия к любовному томлению печальных обитательниц Терема Грез. Эротическим переживаниям в современной культуре Китая отводится крайне незначительное место, За проституцию и содержание притонов, за торговлю порнографией закон предусматривает самые жесткие меры наказания. А Запретный город нынче открыт для туристов, хотя разрешение на съемку получить очень нелегко. Из кинематографистов один только Бертолуччи был допущен в святая святых китайской истории, потому что сценарий его “Последнего императора” пришелся по душе партийному руководству страны. Это явилось немалой неожиданностью даже для самого режиссера, все-таки грустный и нервный сценарий фильма никак не должен был угодить вкусам китайских коммунистов. Зато туристы любят сниматься у раскопок древнего захоронения китайского владыки, где статуи тысячи воинов в полный рост застыли грозной армией, охраняющей останки господина. Статуи ваялись с реальных солдат — об этом свидетельствует портретное разнообразие их лиц. А пол гробницы представлял собой гигантскую карту мира, известного тогдашним ученым, и моря на ней для пущего правдоподобия были заполнены ртутью. Маленькие копии солдат из гробницы продаются на рынках, где бесчисленное множество сувениров — вееров, шелковых коробочек и образцов каллиграфии — соседствует с радиоэлектроникой, горами разноцветных пуховиков и великим множеством пластмассовой штамповки, которой Китай уже заполнил половину земного шара. Производства здесь по большей части полукустарные, небольшие и не блещущие новаторством, зато упорства и прилежания китайцам не занимать, поэтому каждая пятая вещь, продаваемая сегодня в мире, носит на себе клеймо “made in China”. И что с того, что клеймо это стоит не на новейших автомобилях или нарядах “от кутюр”, но все больше на пластмассовых мыльницах, майках с утятами и антитараканных средствах? Все-таки порох, ракетные двигатели, бумагу, электролиз и книгопечатание китайцы изобрели уже много тысяч лет назад самыми первыми. Пусть об этом почти никто и не узнал. Все равно китайцы имеют законное право ничего не изобретать еще много лет, терпеливо дожидаясь, пока ростки новой, еще чуждой культуры пустят на этой древней почве крепкие, многообещающие корни. И тогда посмотрим. Как полагает большинство ученых, металлургия бронзы в бассейне Хуанхэ возникла на основе достижений поздненеолитической культуры Луншань. Причем высокий уровень развития гончарного процесса у луншаньских общин явился важной предпосылкой ускоренного развития бронзолитейного производства. Самой ранней бронзовой культурой на территории Северного Китая считают культуру Эрлитоу. Она датируется XXIV—XV вв. до н. э., локализуется в основном в Хэнани, но частично захватывает и соседние территории Хэбэя и Шаньси. Судя по всей совокупности археологических материалов, относящихся к культуре Эрлитоу — с характерной для нее техникой бронзового литья, — это был не самый ранний этап металлургии бронзы. И хотя пока не выявлено раннебронзовой культуры, предшествующей Эрлитоу, единичные находки меди и бронзы на луншаньских стоянках в бассейне Хуанхэ являются важным подтверждением ее автохтонности в Северном Китае. В Эрлитоу (в районе г. Лоян) было вскрыто крупномасштабное поселение протогородского типа площадью 3,75 кв. км, где впервые археологи обнаружили основание монументального сооружения дворцового типа, со следами колонн, площадью 100 кв. м (его радиоуглеродная дата 1700 г. до н. э.). Археологи установили, что при возведении фундамента использовалась техника утрамбованных слоев земли, известная по луншаньским поселениям. Находки рядом с этим архитектурным комплексом керамических форм для отливки бронзы и тиглей говорят о развитии в Эрлитоу местного бронзолитейного производства. Из бронзовых изделий Эрлитоу, связанных с "престижным богатством", вызывает особый интерес винный сосуд типа цзюэ, поскольку он оказывается пока самым древним из традиционного комплекта ритуальных сосудов, принадлежащих к классическим образцам древнекитайской бронзы. В Эрлитоу найдены древнейшие из раскопанных в Китае захоронения с насильственно умерщвленными людьми. Некоторые китайские историки видят в них рабов, принесенных в жертву, и считают эрлитоуский комплекс сформировавшимся государством. Однако далеко не всем ученым такое построение представляется научно обоснованным. Есть основания полагать, что в эрлитоуский период имущественная дифференциация протогородских обществ среднего течения Хуанхэ зашла уже довольно далеко, однако нет достаточных данных, говорящих за то, что она достигла стадии классового расслоения. Если в поздненеолитическую луншаньскую эпоху обнесенные глинобитными стенами укрепленные поселения носили спорадический характер, то с наступлением бронзового века поселения протогородского типа становятся своего рода знамением времени, оказываясь фактором, способствовавшим этнической консолидации и формированию государственности. Один из таких наиболее типичных протогородских центров, датируемый серединой II тысячелетия до н. э., открыт в районе Чжэнчжоу (в Хэнани). Он представлял собой прямоугольное в плане поселение площадью 3,2 кв. км (320 Га), обнесенное мощной стеной из спрессованных слоев земли; высота сохранившейся ее части достигала 9 м, а толщина стен у основания — 20—30 м. Здесь были обнаружены фундаменты крупных строений типа дворцов или общественных зданий, остатки жилых построек (при возведении которых использовалась та же техника утрамбованной земли, как и при сооружении городских стен), а также ремесленные кварталы. Среди разнообразной бронзовой утвари обращают на себя внимание два ритуальных трипода типа дин в связи с особой культовой значимостью бронзовых котлов-треножников в общественно-политической традиции древнего Китая как сакральных символов наследования царской власти. Чжэнчжоу предстает как крупный центр с монументальной архитектурой и специализированным ремеслом. По сравнению с Эрлитоу чжэнчжоуский комплекс являет собой более высокую стадию исторического развития как в области материального производства, так и в сфере общественных отношений. У его носителей, очевидно, шел активный процесс государствообразования. В связи с археологическими открытиями последнего десятилетия ученые вновь и вновь поднимают вопрос о реальности существования в истории древнего Китая культуры и династии Ся, которая в официальной китайской историографии предстает родоначальницей четырехтысячелетнего цикла 25 китайских династий, якобы правившей в Китае с 2205 по 1766 г. да н. э. Археологические материалы сопоставляются ими при этом с данными древнекитайских письменных памятников и мифологической традицией. Среди серьезных аргументов выдвигается и то обстоятельство, что самоназвание древнекитайского этноса хуася в его сокращенной форме — ся зафиксировано источниками I тысячелетия до н. э. и буквально совпадает с иероглифическим названием династии Ся. Делались попытки соотнести с культурой и династией Ся поселение Эрлитоу. Отождествляют с сяской культурой и чжэнчжоуский комплекс. Выдвигаются и иные версии. Теоретически допустима каждая из них, поскольку формально радиоуглеродные датировки и локализация сопоставляемых культур не выпадают из традиционно приписываемых династии Ся хронологических и территориальных пределов. Однако ни одно из предложенных отождествлений конкретных археологических комплексов с культурой Ся нельзя пока считать научно доказанным. Данные новейших раскопок и исторические исследования позволяют, как кажется, со значительной долей вероятности предположить, что во второй половине III—первой половине II тысячелетия до н. э. на Центральной равнине, там, где создались условия для перехода луншаньских позднепервобытных общин к металлургии бронзы, сложилась крупная этническая общность (ся или какая-то иная, а может быть, и не одна), с которой было связано появление здесь протогородских центров, где уже просматривались некоторые компоненты, вошедшие в дальнейшем в основной фонд материальной культуры древнекитайской цивилизации. Судя по всему, в этих протогородских обществах, основанных на сельскохозяйственной экономике, наметился переход к раннегосударственным структурам, чему способствовало быстрое развитие бронзолитейного производства в бассейне Хуанхэ. Однако бассейн Хуанхэ не был единственным ареалом раннебронзовой металлургии на территории древнего Китая. По крайней мере, с конца III тысячелетия до н. э. ряд культур ранней бронзы появляется в бассейнах рек Янцзы и Сицзяна независимо от северокитайского очага производства бронзовых изделий. Южнокитайские центры бронзовой индустрии, связанные с богатыми месторождениями меди и олова в Юго-Восточной Азии, возникли раньше, чем в бассейне Хуанхэ, самостоятельно или под воздействием мощного первичного очага древнейшей металлургии в Центральном Индокитае, восходящего к IV тысячелетию до н. э. В связи с этим встает проблема непосредственных этнических связей и взаимодействия культур ранней бронзы Северного и Южного Китая, которая решается учеными по-разному. В этом отношении представляют интерес недавние раскопки в Сычуани, лежащей на стыке древних культурных зон Восточной и Юго-Восточной Азии. Очень древняя неолитическая культура Даси в Сычуани была открыта сравнительно давно: ее возраст определяется серединой VI—началом III тысячелетия до н. э. В результате раскопок последних лет, особенно интересных в сезон 1986 г., в районе Чэнду была обнаружена культура Саньсиндуй с последовательным залеганием слоев позднего неолита и ранней бронзы, датируемых первой половиной III—началом I тысячелетия до н. э. Среди уникальных вещей Саньсиндуя — золотые и бронзовые маски-личины и золотой жезл с изображением человеческих голов, представляющий собой, очевидно, регалию власти. Сенсационный характер имеют находки многих сотен образцов литых бронзовых изделий, в том числе, статуй людей в натуральную величину и даже большего размера, а также крупномасштабных скульптурных изображений человеческих голов с разнообразными головными уборами (что свидетельствует об устойчивой социальной стратификации). Ничего подобного этим находкам, в особенности в монументальной скульптуре, не обнаружено ни в одной из культур бронзового века Китая. Некоторые историки полагают, что в культуре Саньсиндуй очевидны признаки древнейшей погибшей цивилизации. Источник: GEO
|
|
|
|||||||||||||||||||||||||||
По всем вопросам обращаться Gumanitarist@narod.ru |
|||||||||||||||||||||||||||